В тот самый момент, когда ты перестаешь воспринимать своего оппонента как угрозу, ты становишься уязвимым. Ты думаешь, что тебе уже не обязательно настолько упорно тренироваться. Ты начинаешь «халявить». Ты не вылезаешь из своей зоны комфорта. И в итоге ты за это поплатишься.
Когда я была совсем маленькой, никто не воспринимал меня всерьёз, так как я толком не могла связать двух слов. Когда я выступала в дзюдо, на меня всегда смотрели со снисхождением, потому что я американка – ведь всем известно, что американцы отстойно выступают по дзюдо. Когда я пришла в ММА, люди перемывали мне кости сначала за то, что мол для девушки это неподобающее занятие, а чуть позже говорили о том, что я ни на что не способна кроме армбаров. Так что во мне сомневались все и всегда на протяжении всей моей жизни. Даже когда ставки на меня принимают с коэффициентом 11-1, я пытаюсь себя вести как андердог. Каждую секунду я говорю себе, что мне есть ещё что доказывать. Я доказываю самой себе что-то каждый раз, когда захожу в новый зал, приезжаю на новую съемочную площадку или деловую встречу, и конечно, же в очередном своём бою.
И несмотря ни на что всегда найдутся люди, которые списывают меня со счетов. Они никуда не исчезнут. Я использую их для мотивации. Они заставляют меня работать ещё усерднее, хотя бы ради того, чтобы показать, насколько же сильно они ошибались.
Папу выписали из больницы в конце осени 1991 года. У нас уже скопилась целая гора счетов за лечение, поэтому отцу пришлось возвращаться на работу. Он смог найти работу на заводе на другом конце штата. Условия были таковы, что он должен был жить в двух часах езды от дома и мог возвращаться к нам только на выходные.
На тот момент я уже научилась говорить более-менее разборчиво. Хотя «разборчиво», наверное, слишком громко сказано. Я научилась говорить так, что меня понимали в узком семейном кругу. Речевая терапия, наконец, принесла свои плоды, и я смогла нагнать задержку в развитии почти в два года, (что достаточно много, учитывая, что на тот момент мне ещё не исполнилось и 4 лет) превратившись из безнадежно отстающего ребенка, в среднестатистическую девочку с «округлением» в меньшую сторону. Однако, в моей семье «среднестатистический» было почти ругательным словом, и никто не собирался на этом останавливаться.
Мой врач заявил, что для последующего развития речи мне необходим более индивидуализированный подход. Дело в том, что часто люди, которые имеют физические или неврологические дефекты, пытаются найти способ облегчить себе жизнь. И я не была исключением. Каким-то образом мои сестры понимали меня лучше других, и в любых спорных ситуациях, когда сама я не справлялась, они поясняли окружающим, чего же я от них хочу.
«Ронда плачет, потому что она хочет надеть синюю кофточку вместо красной».
«Ронда хочет на ужин спагетти».
«Ронда не может найти своего Мячгрна».
Мой врач говорил, что их помощь значительно замедляет мой прогресс. Когда я не могла выговорить фразу, я просто смотрела на моих сестер и одна из них обязательно приходила мне на помощь. По словам врача, мое нормальное развитие продлится только при условии, что у меня не будет никаких других вариантов, кроме как говорить полностью самостоятельно.
Насколько бы эта идея не казалось им неудачной, но мои родители приняли решение поделить нашу семью на две части и пожить в разных концах штата, чтобы дать мне возможность в буквальном смысле слова обрести свой голос. Мне ещё рано было идти в школу, поэтому мне пришлось отправиться жить к отцу, в то время как сестры остались с мамой.
Осенью 1991 года мы с отцом переехали в домик с одной спальней в крошечный городок Девилс Лейк в Северной Дакоте. Наш дом был совсем маленький и ветхий, ковры истончились от времени, а линолеум был покрыт несмываемым налетом из пыли и грязи. У нас был один из тех допотопных телевизоров с антенной, которые показывали 4 канала и то с сильной рябью. Поэтому мы брали напрокат много кассет. Мы смотрели мультики с говорящими животными, а также фильмы с рейтингом 18+, которые мне бы никогда не разрешила смотреть мама, из-за обилия ругательств, выстрелов и взрывов.
Каждую ночь перед сном мы смотрели канал «Дискавери», и поэтому я до сих пор помню кучу разных фактов про многих животных. В гостиной комнате стоял диван, который выполнял функцию моего спального места, однако по назначению я его использовала только тогда, когда нас навещала мама с сестрами. Во все же другие дни я надевала свою пижаму, забиралась под одеяло к папе, сворачивалась калачиком и сладко засыпала.
Домашний быт явно не был козырем моего отца. Содержимое нашего холодильника, как правило, ограничивалось молоком, апельсиновым соком, парочкой замороженных «взрослых» полуфабрикатов, одной или двумя пачками хлопьев, а также несколькими пачками детских замороженных наборов для ужина. Папа отрывал пластиковую обертку, засовывал еду в микроволновку и через несколько мгновений передавал мне черный поднос с моей «трапезой» — размокшая пицца, сморщенная кукуруза и засохший кекс. В другие дни у меня на ужин был фастфуд — пицца из кафешки или что-то из детского меню в бургерной Hardees.
«Я знаю, что твоя мама переживает из-за твоей речи,» — говорил мне папа, сворачивая на развязке у Hardees.
Я в ответ пожала плечами.
«Но не беспокойся об этом. Однажды ты всем ещё покажешь. Просто ты ещё не раскрыла миру свой потенциал. Знаешь, что такое нераскрытый потенциал?».
Я отрицательно помотала головой.
«Это когда ты ждёшь нужного момента, чтобы всем продемонстрировать свои способности и заставить всех смотреть на тебя с широко открытым от удивления ртом. Это как раз про тебя. Так что не вздумай переживать».
Он повернулся ко мне.
«Ты же умненький ребенок. Ты же не дебилка там какая-нибудь тупая. Ты думаешь, что с тобой что-то не в порядке из-за того, что у тебя незначительные проблемы с речью, но это не так. Давай я тебе покажу, как выглядят настоящие дурачки».
Мы притормозили у стойки заказа, и папа опустил стекло. «Добрый день, добро пожаловать в Нardees,» — прозвучало из кряхтящий железного ящика. «Здраааааствууууйтеееее,» — сказал папа медленно и громко. Подобный тон он использовал только для заказа еды в этом месте, так как динамик еле работал. Он повернулся ко мне. «Вот смотри. Эти недоумки сейчас что-нибудь обязательно перепутают в заказе. Они никогда не могут ничего сделать по-человечески». Он повернул голову обратно к динамику и сказал: «Я хочу заказать детский набор с кусочками курицы и маленький кофе».
«Что-нибудь ещё?» — вопрошал голос из колонки.
«Нет, можете повторить заказ?» — попросил отец.
«Детский набор с кусочками курицы и кофе. Проезжайте дальше».
Мой папа взглянул на меня и процедил: «Ни за что, блин, не поверю, что они выдадут нам правильный заказ».
Мы затормозили у окна выдачи. Паренек за кассой открыл его и протянул нам пакет с нашей едой.
«Два чизбургера и маленькая картошка,» — отчеканил он.
Мой папа передал мне пакет и бросил на меня взгляд, который прямо-таки кричал: «Я же говорил!».
Когда мы выехали со стоянки у кафе, он опять повернулся ко мне и сказал: «Ронни, просто запомни эту простую истину. Будь благодарна за то, что твой потенциал пока скрыт, ибо часто бывает, что ты просто родился гребанным недоумком».
Я развернула свой чизбургер и кивнула ему в ответ.
Комментарии